Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл
Так что же, решения нет?
Сокол поворошил костёр.
– Куда пойдём дальше? – спросила Мена.
– Так и пойдём вверх по реке.
– А что там?
– Есть несколько старых курганов. Ни преданий о них, ни имён тех, кто там лежит, я не знаю. Не знаю даже, лежит ли вообще кто-нибудь… Но стоит попробовать. Другого выхода всё одно нет.
– Нет? – усомнилась Мена. – Мне кажется, ты копаешь слишком глубоко, и с ростом отчаяния тебя уводит всё глубже. Глядишь, скоро до первых людей дойдём в поисках.
Сокол посмотрел на девушку с некоторым раздражением – и без её поучений тошно. Но Мена, не обратив внимания, продолжила мысль.
– Люди почему-то видят в древности могучую силу. Чем более мутные времена, чем меньше о них известно, тем большей кажется эта сила. И ты в подобном заблуждении не исключение. Между тем, гораздо вернее искать на поверхности. Попытайся отрешиться от полузабытых преданий. Ищи тех, кого знал лично.
Блуждающие в потёмках мысли и вовсе заплелись в тугой узел. Непроизвольно Сокол стал вспоминать ещё недавно живых. Учителей, врагов, друзей.
И тут его озарила догадка. А ведь девочка, возможно, права.
– Будь по-твоему, – сказал он осторожно. – В твоих словах есть смысл. Нужно проверить. И если ты угадала верно…
Мена вскинула брови, но продолжения не последовало.
Глава XLII. Пещера Ястреба
За пару дней они добрались до верховьев Ветлуги. Небольшие лесные городки встречались здесь часто. Племена, что сплотились вокруг марийского князя, более не намеревались отступать. Люди селились по несколько семей рядом и обводили жилища стенами.
Князь, следуя впереди чародеев, набирал добровольцев для налёта на соляные промыслы. Его силы росли, а лесные крепости пустели.
В одном из таких полупустых городков, Сокол расспросил о Юзуре. Всё что он знал о колдуне – его имя. Оно было первым в цепочке, принёсшей весть о смерти Кугурака. И только Юзур мог привести Сокола на могилу Вараша.
– Есть такой карт, – ответили ему. – В лесу живёт. Будьте осторожны. Странный он человек.
Странный – не то слово. Колдун больше напоминал дерево, чем человека. Такой себе мыслящий дуб. Сидел, замерев на лавке в своей берлоге, молчал, ничего не ел и даже, как показалось Мене, дышал без особой охоты.
Юзур сперва не хотел говорить вовсе, потом не желал показывать место, утверждая, что беспокоить мертвеца опасно. Но Сокол нажал и карт сдался.
Провожать гостей он наотрез отказался, но объяснил доходчиво, как найти пещеру, в которой похоронен Вараш.
***Один из речных утёсов выделялся среди рыхлых сородичей надёжной каменной основой. С воды гора казалась сплошной, но стоило подняться чуть выше, как взору открывался вход. Тёмная дыра среди скал походила на пасть чудовища. Одного жуткого вида было достаточно, чтобы остеречь любопытных от желания заглянуть внутрь. Но, конечно, Вараш не полагался только на вид. Колдовские ловушки окружали пещеру и усыпали склоны. Соколу с Меной пришлось попетлять, чтобы добраться до порога.
Некоторое время они стояли у входа, не решаясь войти.
– Как переводится на русский язык его имя? – спросила вдруг Мена.
– Ястреб, – ответил Сокол.
– Угу… вы, видимо, всех колдунов по птицам называете… а тогда скажи мне вот что… нет, правда, всегда хотела узнать. Как звучит на лесном наречии твоё имя?
Сокол усмехнулся.
– Я могу сказать, как зовут лесные народы сокола-птицу. Но моё имя изначально было таким, какое есть. Хотя бывает, его пытаются перекладывать на свой лад те, кто плохо знает меня.
– Ты хочешь сказать, что с рождения звался именно Соколом? Как такое случилось?
– Многие народы связывают имя человека с его судьбой. И мои родичи не исключение. У нас принято, чтобы новорождённый сам называл себя. Тогда ему некого будет винить за имя, а значит, и за судьбу.
– Вы ждёте, когда он начнёт говорить? – предположила Мена.
– Тогда бы всех звали мамами, – улыбнулся Сокол. – Нет, всё куда проще, и не надо ждать так долго. Карт шлёпает новорождённого, а когда тот начинает орать – кладёт его на пень, если лето, или на стол, когда холодно, и принимается зачитывать перечень имён. У нас их тысячи. Хватит на несколько часов быстрого чтения. На каком имени малыш перестаёт плакать, то, стало быть, и его.
– Прелестно! – девушка даже причмокнула, будто попробовала обычай на вкус. – И умно, кстати. Однако я не пойму, какое это имеет отношение к твоему русскому прозвищу.
– Так вот, слушай. Когда я родился, карта поблизости не оказалось, а родня по обычаю не может сама предлагать имена ребёнку. Она, родня я имею в виду, слишком заинтересована в хорошей для чада судьбе, и нарекающий человек начинает мяться, путаться в паре дюжин известных «сильных» имён, повторяться. На самом деле это вовсе не так уж и просто, перечислять тысячи имён без запинки. Ну, так вот, карта не оказалось, зато мимо проходил охотник. А у нас случайный прохожий почитается за знак судьбы. Ничуть не хуже жреца, а то и лучше.
Путник оказался твоим соплеменником. Его попросили об услуге, он согласился. Начал он с птиц. На соколе, как говорят, я и успокоился, – чародей хитро прищурился. – По правде сказать, это было первое же имя, произнесённое охотником.
– А малышом ты был сдержан, – хмыкнула Мена. – Таким и остался.
Разговор стал лишь отсрочкой неизбежного похода внутрь скалы. Сокол мотнул головой и вошёл первым. Мена последовала за ним. Там оба они сразу почувствовали себя неуютно. Дело было не в каком-то особом колдовстве, а, напротив, в его отсутствии. И Мена и Сокол ощутили, как теряется связь с силой, словно та обитала где-то снаружи и не могла просочиться сквозь каменные своды. Странно. Сокол был уверен, что чародейские способности, мощь и всё прочее спрятаны внутри него. Та дикая сила, что гуляет в природе, его никогда не привлекала. Значит, скалы каким-то образом глушили естество.
Мена зажгла свечу. Извилистый ход уводил вглубь горы. Ответвления разбегались по сторонам, но выглядели уж очень запущенными и неподходящими для людей, а Вараш вряд ли обернулся крысой, прежде чем уползти в могилу.
Ход то спускался, то поднимался вновь, пока, наконец, не окончился просторной пещерой, которую одинокая свеча не смогла осветить целиком.
Вараш лежал на грубом ложе, прикрытом ковром. По углам стояли давно погасшие светильники. Добра на собственное погребение покойник сволок немало. Золотая посуда, покрытая узорочьем одежда, ковры. В мире мёртвых он намеревался жить в роскоши. И всё же сокровища занимали в погребенье далеко не главное место. Всюду висело, лежало, стояло, прислонённое к стенам разнообразное оружие. Доспехи и шлемы. Топоры, копья, мечи и сабли. Особенно полюбились усопшему колдуну ножи. Со всевозможными и даже невозможными лезвиями они россыпью лежали на длинном столе. Оружия скопилось столько, что закрадывалось подозрение, а не задумал ли покойник устроить на том свете хорошенькую резню.
Мещёрцы осторожно подошли к ложу. Тлен не тронул тела. Оборотень? Чародей запалил от свечи лучину и поднёс её к изголовью.
Медная игла торчала у старика за ухом. Догадка Сокола подтвердилась. Вараш вовсе не умер. Он просто сбежал от неприятной работы, погрузив себя в долгий, но отнюдь не вечный сон.
Всё бы ничего, вполне понятная увёртка уставшего человека, вот только его работа досталась Соколу, а он не горел желанием засучивать рукава.
– Ты оказалась права, – прошептал чародей. – И Юкки бросил верный намёк, да и Борода тоже. Видимо, только я такой тугодум…
– Сумеешь разбудить его?
– Вероятно.
Бормоча охранный заговор, но соблюдая великую осторожность, ибо ворожба могла и не сработать в этих стенах, чародей вытащил иглу из плоти.
Раздался свистящий выдох. Старый колдун дёрнулся. По его телу волна за волной пошла судорога. Вараш застонал.
Самыми опасными были первые мгновения после пробуждения. Плохо соображающий колдун мог напустить какое-нибудь проклятие.
Вараш приоткрыл глаза.
– Сокол? – узнал он. – Какого лешего ты делаешь здесь, и зачем разбудил меня?
– Мне выпало заступать на твоё место, – съязвил чародей. – И я решил, что лучше будет вернуть всё, как было.
Он не удержался от насмешки. С пробуждением старика у него словно гора с плеч свалилась. Мешанина из страха и собственного бессилия до сих пор давила тяжёлым грузом. И теперь, когда всё это ушло, тело охватила дрожь расслабления.
– Ты устранился, а мне пришлось бросить дела, – пояснил Сокол. – Пока ты тут спал, Москва вновь зашевелилась… враждебные ей князья собираются выступить. А ты лишил меня возможности поучаствовать в развлечении.
